Характерная черта логиков вообще, а тем более логиков-интровертов, – отстранённость, тяготение к «позициям над схваткой», нежелание поддаваться страстям и ставить в зависимость от них свои умозаключения. Вот какие рекомендации давал Чехов начинающим писателям: «Писатель должен оставаться равнодушным к радостям и огорчениям своих героев: Нужно стоять вне этих вещей и, хотя знать их хорошо, до мелочи, но глядеть на них как бы с презрением, сверху вниз. И выйдет верно» [1, стр.565].
Да и свои собственные переживания, связанные с постоянно ухудшающимся здоровьем, Чехов не имел привычки выставлять на обозрение, скорее просто констатировал. М.Горький: «Однажды лёжа на диване, сухо покашливая, играя термометром, он сказал: – Жить для того, чтобы умереть, вообще не забавно, но жить, зная, что умрёшь преждевременно, – уж совсем глупо…» [1, стр.509]. Пожалуй, характеристику «глупо» в данном контексте выберет именно логик.
Данное кому-то слово, даже если оно впоследствии приводит к существенным потерям, часто имеет над носителями программной
большую власть. Случилось так, что Чехов подписал невыгодный контракт с издателем Марксом. Когда это стало ясно, несколько видных деятелей культуры составили и подписали бумагу к Марксу с просьбой освободить Чехова от кабального договора. Успех предприятия был обеспечен. Но Чехов случайно узнал об этой инициативе и попросил не давать бумаге ход, мотивировав это так: «Я своей рукой подписывал договор с Марксом, и отрекаться мне от него неудобно. Если я продешевил, то, значит, я и виноват во всём: я наделал глупостей. А за чужие глупости Маркс не ответчик. В другой раз буду осторожнее» [1, стр.486].
Стремление к упорядочиванию своей деятельности характерно для программных «интро-логиков» уже с юности. Сокурсник Чехова по Московскому Университету Г.И.Россолимо вспоминал впоследствии: «Чехов был примерным студентом и, несмотря на отвлекавшие его с первых же курсов писательские дела, с полным успехом изучил медицинские науки: лекции он посещал, посещал аккуратно и клиники и лаборатории» [1, стр.669]. Как мы уже видели, эта привычка к равномерному и упорядоченному труду сохранилась у Чехова на всю жизнь.
В отличие от ЭИИ (с его программной
), который руководствуется в оценке других и своём к ним отношении чаще всего гуманизмом, для ЛИИ первостепенное значение имеет понятие «справедливость». (Заметим, что один из неофициальных псевдонимов типа ЛИИ – «Справедливый») Аналитик не имеет склонности оправдывать недостатки и слабости других, напротив он их бесстрастно выявляет и называет. Чехов о поездке на Сахалин (1890): «Хорош Белый свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм!… Работать надо, а всё остальное к чёрту. Главное – надо быть справедливым, а остальное всё приложится» [3].
Привычка к анализу, в совокупности с интуицией не позволяет Аналитику рассчитывать на чудо там, где, по его мнению, для этого нет никаких оснований. Так Чехов заранее предвидел провал премьеры «Чайки». На возражения товарища, что «такая интересная и поэтическая вещь не должна провалиться, Чехов заметил: «Напротив, должна, непременно должна! Дело в том, что большинство актёров играет по шаблону. Один будет стараться представлять писателя, значит, может быть, и загримируется кем-нибудь из известных литераторов и будет его передразнивать. У них если на сцене военный, то непременно поднимает плечи и хлопает каблуками, чего не делают в жизни военные. Большой и вдохновенный талант – редкость, а о передаче настроения моей пьесы не позаботятся» [1, стр.302].
Перейдём теперь непосредственно к обсуждению второй функции блока ЭГО. По воспоминанию А.И.Куприна: «Внешней, механической памятью Чехов не отличался. [Он не помнил] кто как был одет, носит ли бороду и усы, какая была цепочка от часов и какие сапоги, какого цвета волосы. Просто для него эти детали были неважны и неинтересны. Но зато он сразу брал всего человека, определял быстро и верно, точно опытный химик, его удельный вес, качества и порядок и уже знал, как очертить его главную, внутреннюю суть двумя-тремя штрихами» [1, стр.557]. В этих словах легко распознать описание, в рассматриваемом случае – творческой. Сделанное предположение подтверждают и слова писателя А.С.Лазарева-Грузинского: «Ничто так не любил Чехов в человеке, как талант, и людей, обнаруживавших хотя бы небольшие блёстки таланта, не стесняясь, выделял из среды заурядной толпы» [1, стр.161]. Действительно, одна из задач «интуиции возможностей» как раз и есть – выявление скрытой сути людей, объектов, ситуаций.
Как интуит-интроверт, а тем более логик, Аналитик не терпит поверхностного отношения к предмету. Подобное презрение отражено, например, в записных книжках Чехова: «Между «есть бог» и «нет бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его, и потому он обыкновенно не знает ничего или знает очень мало» [1, стр. 597].
Вообще, Чехов едва ли не единственный из русских классиков, который осмеливался не только не петь панегирики «великому русскому народу», но и открыто говорить о неприглядных чертах национального характера. Проистекало это, конечно, не от ненависти к своим согражданам, а скорее от уверенности ЛИИ, что именно таким образом, указывая на слабости, он приносит наибольшую пользу: «Странное существо – русский человек! В нём как в решете, ничего не задерживается. В юности он жадно наполняет душу всем, что под руку попало, а после тридцати лет в нём остаётся какой-то серый хлам… Вся Россия – страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много пьют, любят спать днём и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, а любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них – собачья: бьют их – они тихонько повизгивают и прячутся по своим конурам, ласкают – они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостиками…» [1, стр. 502].
Разными людьми отмечалась за Чеховым и способность, располагая минимальными сведениями, тем не менее, давать точные предсказания развития ситуации или чьей-то судьбы. Из воспоминаний А.С.Лазарева-Грузинского: «Однажды я рассказал ему, что один из наших приятелей, человек женатый, увлёкся знакомой барышней, очень красивой, и хочет просить у жены развода. Чехов ответил задумчиво:
– Ну, батенька, не даст она развода ему!
– Почему?
– Просить развода у женщины… да знаете, это то же, что сказать беллетристу: «Мне не нравится Ваш рассказ!
Кстати, Чехов угадал: наш приятель не получил от жены развода…» [1, стр.187].
А вот воспоминание К.С. Станиславского: «Однажды ко мне в уборную зашёл один близкий мне человек, очень жизнерадостный, весёлый, считавшийся в обществе немножко беспутным. Антон Павлович всё время очень пристально смотрел на него и сидел с серьёзным лицом молча, не вмешиваясь в нашу беседу. Когда господин ушёл, Антон Павлович в течение вечера неоднократно подходил ко мне и задавал всевозможные вопросы по поводу этого господина. Когда я стал спрашивать о причине такого внимания к нему, Антон Павлович мне сказал:
– Послушайте, он же самоубийца.
Такое соединение мне показалось очень смешным. Я с изумлением вспомнил об этом через несколько лет, когда узнал, что человек этот действительно отравился» [1, стр. 401].
Примечательно, что Чехов не любил давать конкретных указаний актёрам (что часто характерно для сенсориков, особенно «Практиков»), он давал лишь некий намёк, как бы загадку, которую ещё предстояло разгадать. К.С. Станиславский: «Антон Павлович просмотрел весь репертуар театра, делал свои односложные замечания, которые всегда заставляли задумываться над их неожиданностью и никогда не понимались сразу. И лишь по прошествии известного времени удавалось сжиться с этими замечаниями» [1, стр. 396].
Подобную игру на нюансах хорошо иллюстрирует и следующий отрывок. Чехов искал название для своей новой пьесы и уже почти нашёл – «Вишневый сад». Однако несколькими днями позже он пришёл в гримёрную к Станиславскому: «Послушайте, не Вишневый, а Вишнёвый сад, – объявил он и закатился смехом. В первую минуту я даже не понял о чём идёт речь, но Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук «ё» в слове «Вишнёвый»… На этот раз я понял тонкость: «Вишневый сад» – это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но «Вишнёвый сад» дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни» [1, стр.410]. Вот так, не давая прямых разъяснений, а, рассчитывая на то, что собеседник сам достроит ход его мысли. Подобные ожидания наиболее характерны именно для интуитов.
Интуиция возможностей часто располагает человека к поиску разнообразия в жизни, жадному впитыванию новой информации, страсти к приключениям. И.Н.Потапенко: «Мечтал же он – о тёплых краях, о жизни пёстрой, оригинальной, непохожей на нашу». Из письма Чехова Л.С.Мизиновой (1893 г): «Будь деньги, я уехал бы в Южную Африку, о которой читаю теперь очень интересные статьи! надо иметь цель в жизни, а когда путешествуешь, то имеешь цель» [1, стр.338].
Впрочем,
занимала у Чехова именно подчинённое, творческое положение. Фантазии, целиком оторванной от действительности, он не любил, по крайней мере, считал её излишней в литературе: «Зачем это писать, – недоумевал он, – что кто-то сел на подводную лодку и поехал к Северному полюсу искать какого-то примирения с людьми, а в это время его возлюбленная с драматическим воплем бросается с колокольни? Всё это неправда, и в действительности этого не бывает. Надо писать просто: о том, как Пётр Семёнович женился на Марье Ивановне. Вот и всё…» [1, стр.565]. «В жизни люди обедают, только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбивается их жизнь» [3, стр. 160]. Почему и каким образом это происходит, Чехову и помогала разбираться творческая
.