Николай Васильевич начал занятия живописью довольно поздно, в возрасте тридцати лет, пользуясь советами В. Переплетчикова, с которым учился в Практической академии. Первые уроки брал у А. Корина, потом у М. Аладжалова и того же Переплетчикова. Этюды Мещерина начала 1890-х гг. были еще работами самоучки. Однако способности и настойчивость помогли Николаю Мещерину быстро освоить основы живописи. Он принял участие в выставке Московского товарищества художников в 1899 году. Представленные на ней "Осинки со снегом" и "Дубок", а также написанная в этом же году картина "К весне"7, принесли Мещерину известность среди художников, к началу 1900-х гг. он довольно регулярно выставлялся. Все душевные и творческие пристрастия Николая Васильевича воплотились в пейзаже, камерном по мотиву и лирическом по переданному настроению.
Работы художника изображали вполне конкретные виды Дугина и его окрестностей, но при этом создавали поэтический образ природы, типично русской, но глубоко и тонко прочувствованной. Они соответствовали общему руслу московской школы живописи, для которой пейзаж настроения, как и пейзаж сострадания, был особенно характерен, начиная с А. Саврасова и Ф. Васильева. Лирическую линию в пейзажной живописи продолжал и успешно развивал ученик Саврасова и Поленова - И. Левитан. Он усилил его эмоциональность, подчеркивая специфические особенности русского пейзажа выбором мотива, и колоритом, и всей техникой живописи. Но и для пейзажного жанра в целом в искусстве 1870-1890-х гг. были характерны обращение к типичной природе средней полосы России, интимность, камерность изображенного вида, стремление к сохранению в картине пластической этюдности. Грабарь о живописи того периода говорил: "Открылась эпоха "искания Руси"… "русской природы" и даже русского отношения к ней - русского миропонимания"8.
В поисках скромных, но милых русскому сердцу уголков пейзажисты ездили на этюды по окрестностям Москвы и Подмосковья, в рязанские, тверские, ярославские деревни и городки, спускались и поднимались по Волге. Для работы на пленэре покупались дома, заводились мастерские, ездили по дачам родственников и знакомых. Имение Мещерина также стало местом частого пребывания многих известных московских художников. Окрестности Дугина и вид самого имения были очень живописны. Невысокий, но просторный, на два этажа дом9 располагался на высоком холме, с которого к берегу реки вел ухоженный парк. Песчаная дорожка, примыкавшая к дому, была обсажена липами, а чуть поодаль, на устроенной полукругом смотровой площадке по периметру росли молодые березки.
Художников привлекали радушие и гостеприимство хозяина, деликатность его натуры, наличие несомненного дарования. Условия творческой работы в усадьбе Мещерина были очень хорошие: гостю выделялась отдельная мастерская, к его услугам был весь дом и даже специально нанятый кучер, чтобы ездить на этюды. По воспоминаниям Грабаря, второй извозчик состоял лично при особе Николая Васильевича. Сам же Мещерин до того привык к своему помощнику, что без него не мог и шагу ступить. Даже, если этюд писался у самой калитки дома, извозчик Володя все равно должен был запрягать лошадь, ставить мольберт, открывать ящик и присутствовать при написании этюда. "На этюды" ездили в соседние деревни: Чурилково, Шестово, Колычево, Лукино, Куприяниху и Немчиниху. Местные жители настолько привыкли к художникам, бродящим по окрестностям или работающим над этюдами, что считали художество делом повседневным, рядовым и не заслуживающим особого внимания. Кроме живописных занятий, гостя в Дугине всегда ждала охота. Дальний родственник и управляющий имением Марк Евсеевич был знаменитым охотником, охотились и сами братья. Гости Мещериных также увлекались прогулками по лесу с ружьем и собакой, самым ярким примером среди них был Исаак Ильич Левитан.
Николай Васильевич умел пригласить, уговорить и расположить будущего гостя к поездке. Так в письме к известному в то время московскому пейзажисту Остроухову он писал: "Быть может, вздумаете, Илья Семенович, заглянуть в Дугино. Будем очень рады. Вы как-то собирались даже погостить в Дугине. Пожалуйте, если вздумается. У нас сейчас свободно и спокойно. И хорошо в это время года"10. Грабарь вспоминал, что Мещерин так настойчиво убеждал приехать на несколько дней в Дугино, что он просто не мог отказаться от поездки. Решающим для согласия на поездку доводом стало наличие большой отстроенной мастерской и то, что Левитан бывал у Мещерина в деревне и даже писал там.
Гость, рассчитывавший на охоту, пленэр и короткий отдых в имении, оставался в Дугине надолго. "Бросьте, из Дугина так скоро не выбираются", - смеясь, говорил Грабарю сопровождавший его в поездке Переплетчиков11. Так за 1890-1900-е гг. в Дугине перебывали И. Левитан, В. Переплетчиков, А. Степанов, М. Аладжалов, С. Малютин, А. Корин, А. Васнецов, В. Серов, И. Остроухов и многие другие художники. Постепенно имение Мещерина стало своеобразным подмосковным Барбизоном наряду с Абрамцевым.
Исаак Левитан, ценивший дарование Николая Васильевича, подолгу жил и работал в Дугине. Пребывание в имении и творческое общение с Мещериным было полезно и для самого Исаака Ильича. Грабарь писал, что Левитан, при всем своем огромном даровании и самостоятельности, был внимателен к творчеству своих современников, стараясь извлечь из увиденного все, что ему казалось полезным и нужным для собственных работ. По его мнению, Левитан был обязан Николаю Васильевичу и его этюдам появлением такого пейзажного мотива как деревенские сараи: "Однажды он смотрел последние работы Мещерина и, отобрав из них несколько, трактовавших тему деревенских сараев, отложил их в сторону и затем долго разглядывал каждый в отдельности, сказав в заключение:
- Замечательный мотив. Никто сараев не писал, а следует. Ваш покорный слуга сейчас занят той же темой"12.
В Дугине Левитан создал один из своих последних этюдов - "В начале марта". Мещерину он обязан еще одним мотивом - "с молодым месяцем". За год до написания двух лучших картин с месяцем он видел оба мотива среди этюдов Николая Васильевича, изучал их и был ими захвачен.
Знакомство Николая Мещерина с Игорем Грабарем состоялось зимой 1903-1904 года на первой выставке Союза русских художников, проходившей в Москве. "На выставке я впервые познакомился с Николаем Васильевичем Мещериным, участником выставки, вещи которого, выделявшиеся среди общелевитановского направления москвичей, я уже заметил на выставке "36", оценив их живописную свободу и тонкое чутье цвета"13. Мещерин среди художников выделялся своим патриархальным видом и спокойной молчаливостью. Лишь немногие близкие знали о его тонкой, ранимой и поэтической душе.
Деликатность и тактичность в сочетании с талантом способствовали сближению Н.В. Мещерина с И.Э. Грабарем. В письме к А.Н. Бенуа Грабарь писал о нем так: "... Очень талантливый…очень тонкий… поэт"14. Дружба двух художников являлась, по-видимому, дружбой противоположностей. Игорь Эммануилович отличался чрезвычайным трудолюбием, энергичностью и дисциплинированностью. К этому времени он был не бедным человеком, но с юных лет привык к материальным трудностям и постоянному зарабатыванию денег различным трудом - литературным, художественным или журналистским. Вставал в 5 часов, с раннего утра уже занимался живописью, днем рисовал или работал за письменным столом. В отличие от него Мещерин был не без слабостей и московских чудаковатостей. Здоровье уже не позволяло Николаю Васильевичу большую часть своего времени проводить в имении, постепенно он отказался и от охоты. Все средства уходили на содержание Дугина и оплату врачей. По словам Грабаря, Мещерин вечно от чего-нибудь лечился, и не проходило дня, чтобы к нему не вызывался один из его трех домашних врачей. "Николай Васильевич был невероятным кунктатором, что при невероятной мнительности и постоянной надобности советоваться с врачами, да соблюдать меры предосторожности, да на всякий случай еще повременить разбивало вдребезги все его планы, внося чудовищный хаос в жизнь". Мещерин был "жесточайшим неврастеником, ложился под утро, вставал после полудня, иногда даже в два и три часа, ел только самые легкие блюда, не тяжелее одной куриной котлетки, главным же образом питался одной икрой и яйцами всмятку. Зато уничтожал невероятное количество чая…"15.
Грабарь, с ранних лет оторванный от семейной жизни, лишенный домашнего уюта на годы обучения в Петербурге, а потом и в Мюнхене, попал в обстановку усадебной жизни, пленившую его своей свободной, творческой атмосферой и, в то же время, семейственностью, патриархальным укладом жизни. Когда Николай Мещерин находился в Москве, за имением следил управляющий. По праздникам приезжал второй брат художника, Михаил, с семьей. Он был полной противоположностью Николаю, энергичный и горячий, не признавал докторов и все время подшучивал над братом. В доме начинала царить веселая атмосфера, усиливавшаяся от присутствия детской компании из двух дочерей-подростков и сына лет восьми: детские игры, качели, купание, игра в теннис. Все вместе собирались за самоваром, который "в Дугине не сходил со стола ни днем, ни ночью. На ночь самовар одевали в ватные одеяла и шерстяные ткани, чтобы поддержать горячую воду до утра"16. С появлением теплых дней чай пили на застекленной террасе. А в жаркое время стол для чая накрывался в липовой аллее. На длинном столе, покрытом белой скатертью с каймой и кистями, ставился самовар в окружении чайной посуды и блюдечек с разнообразными закусками и вареньем. Ветер слабо шевелил листву, а на фигурах людей, посуде, скатерти, цветах и песочной дорожке играли солнечные зайчики. Еще одной яркой чертой дугинского дома были цветы - полевые, выращенные в оранжерее, или привезенные из Москвы. Цветами в вазах обязательно украшался стол в столовой, а в комнатах цветы стояли всюду - на окнах, столах, на рояле. У калитки дома часто толпились деревенские ребята с пучками полевых цветов.
Шумные собрания большой семьи Мещериных и их гостей Грабарь сохранит и в памяти, и в живописи. Образы чаепития за дугинским самоваром, темы утреннего и вечернего чая, мотивы стола в липовой аллее и неприбранного стола в интерьере дома нашли свое яркое отражение в его картинах 1900 -1910 гг. Эти работы отличает мажорная насыщенность цвета, легкость и свежесть письма; увлечение импрессионизмом сказывается в "хаотичности", как бы случайности расположения предметов. В характере живописи проявляются и чувственность, и природная музыкальность художника. Многопредметность натюрмортов И.Э. Грабаря становится отражением полноты и привольности жизни, а упругость и вибрация фактурного мазка словно передают мелодичное позванивание хрусталя и фарфора.
Работа в прекрасной мастерской Мещерина и возможность активно писать на пленэре захватили Грабаря. В эти годы художник создал лучшие свои пейзажи, и многие из них посвящены именно теме зимы. "Конечно, я застрял и на вторую зиму, на второй, третий, четвертый и на тринадцатый год, превратившись в одного из старейших дугинских аборигенов"17. Он писал и жемчужно-серые зимние виды, отличающиеся тонкостью колористических нюансов, и загорающееся закатом зимнее небо, но более всего его привлекали эффектные, мажорные состояния февральских и мартовских дней. Кроме летних, осенних и зимних пейзажей, в имении была возможность писать и весеннюю распутицу, и последний снег, пользуясь кучером и телегой. В конце марта в Дугине начинали искать остатки снега в оврагах, продолжая традицию "последних снегов" К.Коровина и Левитана 1880-х годов.
Длительное пребывание Грабаря в Дугине, общение и совместная работа помогли дальнейшему развитию таланта Николая Васильевича Мещерина как живописца. Грабарь увлек его импрессионизмом и дивизионизмом. Сохранив лирический настрой картин, Мещерин обогатил их цветовую гамму и пластическое решение. Изображаемый художником мир хрупок, светел, трогательно нежен и основан на точных градациях теплых и холодных цветов, переданных небольшим подвижным мазком, мягким и живописным, то дивизионистским штрихом, четко и графически быстро положенным. Художник изображал природу в различных ее состояниях и временах года, отмечая малейшие перемены. Он видел природу камерно, почти по-домашнему, фиксируя свой взгляд на незаметном для стороннего глаза, но трогательном и родном для себя. Так в зимнем пейзаже "Сосны под снегом" его привлекли запорошенные снегом сосенки-подростки, а розово-рыжие стволы больших деревьев на вечереющем небе он поместил на дальнем плане. В летнем пейзаже "Околица" увлекся не домами с соломенными крышами, а многоцветьем травы за огородами. Мещерин писал так, словно не мог налюбоваться, надышаться.
Картины Николая Васильевича были оценены и критиками, и собирателями искусства, воспроизводились в журнале "Мир искусства", о нем писали в "Известиях Московского литературно-художественного кружка", издаваемых под редакцией В.Я. Брюсова. В 1906 г. в Париже и Берлине на устроенной С. Дягилевым выставке древних икон, скульптуры, портретной живописи, наряду с произведениями В. Серова, А. Бенуа, М. Врубеля, И. Грабаря и К. Коровина, были представлены пять пейзажей Мещерина - "Ноябрь", "Дикая рябина", "На пашне", "Осень", "Перед рассветом". Известность Н.В. Мещерина была не меньше, чем у Переплетчикова, и даже превосходила его18. Он пользовался большим авторитетом как художник-лирик, мастер большого поэтического настроения. На собраниях и беседах об искусстве, в частности, вечерах на квартире у Гиляровского в Столешниковом переулке, "тишайший" Николай Васильевич выступал, внося в рассуждения о пейзаже особую эмоциональность и страстность19. Известно, что при жизни художник практически не продавал своих пейзажей. Однако в 1903 и 1907 годах Советом Третьяковской галереи у художника были приобретены работы "Избы" (1901) и "На пашне" (1904). В собрании В.О.Гиршмана находилась "Осенняя лунная ночь" (1906-1907). Тогда же им была написана одна из лучших работ - "Сирень" (1905), возможно приобретенная Н.П. Рузским после ежегодной зимней выставки "Союза русских художников".
Дальнейшему расцвету таланта Мещерина помешала ранняя смерть; он умер в 1916 г. в возрасте 53 лет. В декабре 1917 года в рамках XV выставки Союза русских художников была устроена первая персональная экспозиция его картин, высоко отмеченная А.М.Эфросом. В дальнейшем творческое наследие Н.В. Мещерина стало мало востребованным, оказавшись в тени имен крупных пейзажистов. Можно предположить, что за 16 лет профессионального творчества им было написано не так много работ. Однако говорить о том, что работы Мещерина практически не сохранились, было бы не совсем верно. Еще в 1910 г., наряду с другими членами Союза русских художников, Николай Васильевич передал картины Вятскому художественному музею, своими произведениями заложил основу картинной галереи в Вологде. После смерти пейзажиста в 1916 г. собрание картин Мещерина, включавшее работы самого Николая Васильевича и подаренные произведения друзей-художников (в частности, И. Грабаря и И. Левитана), перешло к вдове - Л.И. Горячевой-Мещериной. В сложные послереволюционные годы она продавала картины, в основном, в частные руки. Однако в 1917 году Третьяковской галерее были подарены три пейзажа Мещерина.