Берт Хеллингер. "К Гитлеру"К Гитлеру
Гитлер, некоторые считают тебя нечеловеком, как будто есть кто-то, кого можно так назвать. Я смотрю на тебя как на такого же человека, как я: у которого точно так же есть отец, мать и своя особая судьба.
Делает ли это тебя больше? Или меньше? Лучше или хуже? Если ты больше, то я тоже. Если - меньше, то я тоже. Если ты лучше или хуже, то и я тоже. Потому что я - такой же человек, как ты. Если я уважаю тебя, я уважаю и себя. Если я питаю к тебе отвращение, то себе я тоже отвратителен.
Тогда могу ли я тебя любить? Может быть, я даже должен тебя любить, ведь иначе я буду не вправе любить и себя?
Если я принимаю, что ты был человеком, так же как и я - человек, то тогда я принимаю нечто, что равным образом распоряжается нами обоими, нечто, что является причиной нашего существования - и причиной нашего конца. Как тогда я могу исключать тебя из этой Причины, не исключая и себя? Как я могу тогда не обвинять и себя, обвиняя тебя и, значит, эту Причину?
Но я также и не могу жалеть тебя, потому что твой расцвет и падение имеют под собой ту же Причину, что и для меня. Я чту ее в тебе так же, как в себе, и подчиняюсь ей во всем, что она дает тебе, так же как и мне, и любому человеку.
Комментарии Марины Травковой.
Этот комментарий родился из попыток понять, почему именно текст Хеллингера о Гитлере, в общем-то, содержащий те же самые идеи, что высказывались им и раньше, настолько задел чувства немцев, что превратил Хеллингера в фигуру нон грата в своей стране.
Возможно, кое-что прояснится, если взглянуть на тот эмоциональный контекст, то отношение к Гитлеру, которое по сей день (и это очевидно) формирует часть национальной идентичности любого немца. Мое видение этого контекста отнюдь не претендует на истину в последней инстанции, но, надеюсь, поможет в создании более насыщенной неоднозначной истории.
Все мы, даже рожденные в разных поколениях, можем представить себе как выживал Советский Союз после победы в Великой Отечественной. Голод, разруха, сиротство, тяготы, - да. Но была и гордость победителей, и чувство восстановленной справедливости. А трудности, были объясняемы и понятны: мы пережили больше горе, большую беду и мы восстанавливались, а такое не происходит быстро.
А что же творилось у побежденных?
В 49-м году Германия будет поделена на ФРГ и ГДР, попадающие в капиталистический и социалистический лагеря, соответственно. ГДР становится «политической провинцией», и с точки зрения хеллингеровского баланса между «брать и давать», худо-бедно отдает то, что взяла.
ФРГ к 60-м годам на пике «экономического чуда». Побежденные живут лучше победивших. Отгремел Нюрнбергский процесс, и в 1951 году Конрад Аденауэр предлагает поставить некую точку в истории: «Пора прекратить поиск нацистов». К 60-м годам в благополучной буржуазной стране вырастает первое послевоенное поколение. Первое поколение мужчин и женщин, не имеющих ничего общего ни с вермахтом, ни даже с «Гитлерюгенд», фашисткой пионерией. Этому поколению приходится осмыслять содеянное отцами. Отцы предпочитают не вспоминать, нация «отрезвела», пришла в себя, Гитлер заклеймен, на него же «повесили всех собак». Отцы активно открещиваются от Гитлера. При этом, «ФРГ шестидесятых годов совершенно не разобралась со своим нацистским прошлым. Нацистские профессора, врачи, юристы занимали посты в ФРГ вплоть до администрации федерального канцлера» (Ханс-Кристиан Штрёбеле, вице-председатель парламентской фракции "зеленых" и бывший адвокат одного из лидеров RAF Андреаса Баадера). Пожалуй, иначе и быть не могло. Чтобы представить себе массовость явления «служить Гитлеру», достаточно вспомнить о Гюнтере Грассе или нынешнем Папе Римском [1]
Что до детей, то «пепел Освенцима стучал в их сердце». Характерный для многих стран Запада молодежный «бунт шестидесятых» принял в ФРГ характер порицания отцов, сконцентрировавшийся в утверждении, что у государства сменилась вывеска, но не сущность. Что нацисты, по сути, и не покидали своих постов.
Согласно Хеллингеру, под давлением родовой совести мы воспринимаем как собственные обязанности то, что задолжали другие из нашего рода. Спустя 20 лет после окончания Войны, поколение, которое в ней не участвовало, устраивает своеобразный повтор-перевертыш ситуации 30-хх годов: нацистское государство, маргинализированная группа и сочувствующее, но безмолвствующее большинство.
Катализатором стала американская компания во Вьетнаме. Эта война слишком напоминала о той Войне, а союзничество Германии с США довершает в глазах молодых немцев картину повторения истории. Только теперь это не просто «германский нацизм», а «мировой империализм». Которому противостоит идеалистически воспринимаемый «социализм». Фантомное брожение в рядах левой интеллигенции и молодежи оформляется вRAF (Rote Armee Fraktion - Фракция Красной Армии).
Сначала их было всего шестеро. Они объявляют себя «последними антифашистами в нацистском государстве». Они объявляют войну этому государству. Террористическую войну. 2 апреля 1968 года, в полночь - пожар в торговом центре. Пострадавших нет. Смысл послания «отвлекитесь от своих храмов потребления, взгляните, где вы живете, как вы живете, с кем вы живете». По оценкам Алленсбахского института социальных исследований, до 30% немецкой молодежи и интеллектуалов выражает RAF поддержку, каждый десятый готов предоставить членам RAF ночлег. Это не только второе поколение, не верящее в денацификацию, но и первое, совесть которого не спокойна.
Но с 11 по 24 мая 1972 года в Германии прогремело шесть взрывов, и среди них взрывы полицейский участков (ранено 17 полицейских, «фашисты» - РАФ), взрывы баз американской армии (4 погибших, двадцать солдат ранено, «империалисты» - РАФ). Государство объявляет рафовцам войну, которую Г. Белль назовет: «война шести против шестидесяти миллионов». За довольно короткое время все члены РАФ будут арестованы.
Далее в этой истории много загадочного. Махина государственного правосудия относится к РАФ столь серьезно, что впору поверить в версию о бывших наци, лично сводящихся счеты с теми, кто их порицает.
Теракты есть теракты, а человеческие жертвы - это человеческие жертвы. Однако, срочно принятое (всего в три дня) специальное законодательство позволяет выносить приговоры без доказательства вины всем без исключения: членам РАФ, помогающим им...Пятеро из «зачинщиков» получили максимальные сроки. Но на свободу вышел только один, остальные загадочным образом покончили с собой в самой охраняемой тюрьме Германии.
И здесь могла бы быть точка... Но... Видимо, родовая совесть вновь дала о себе знать. Или слишком уж очевидными были аналогии с нацистским государством: «рафовцев» пытали, и, кажется, даже не скрывали этого. Угрозам и давлению подвергались и все им сочувствующие, включая правозащитников и журналистов, освещающих процесс. Первая смерть в Штаммхайме (тюрьме, в которой содержались члены РАФ) развязала вторую волну террора.
На сей раз, явление было более массовым, и это был террор без оговорок: бессмысленный и беспощадный. Чистое насилие, без цели, без программы. Мы мало знаем об этом, в ФРГ было «не принято» говорить, писать и думать об этом. Но попробуйте только представить себе, что еще 20 лет назад в благополучной ФРГ любой политик, чиновник, сотрудник полиции, журналист, работающий на тот или иной государственный концерн, любой крупный бизнесмен еще жили под постоянным страхом пули. Об этом времени говорят, как о «11 сентября, растянутом для Германии на 30 лет».
Сегодня на свободу выходят последние из членов РАФ. Они пишут, рассказывают, напоминают. Уже прозвучали слова о том, что РАФ - это «больная совесть» немцев, которая не нашла себе иного, лучшего выражения. И вновь встают вопросы об отношении немцев к своему нацистскому прошлому. В которых звучит и уже более или менее выраженная реваншистская нотка, от «хватит уже, сколько можно быть виноватыми» до «а посмотрите на себя». Автор этих строк лично видела в витринах книжных магазинов Германии фотоальбомы, посвященные зверствам Красной Армии на территории Германии и над немецкими солдатами в советском плену.
Для меня все это: молчание послевоенного ФРГ, первая и вторая волна террора, попытки девальвации вины, отрицание вины - явления одного порядка. Все они о том, как оттолкнуться, отказаться от нацизма, и всего с ним связанного. О чем пишет Хеллингер, говоря о Гитлере? О смирении. О фатальности того факта, что это случилось. «Я должен согласиться и тогда, когда от меня требуется отвечать за последствия чего-то негативного, что произошло без моей вины». И тут видимо, прав Ульсамер, говоря, что нацистское прошлое, даже сегодня, «непережитый, непереработанный шок». И, возможно, история РАФ - это только часть пазла, одна из составляющих сложного отношения к национальной истории. Современная Германия не может согласиться с тем, что Гитлер, «один из нас, один из рода, человек». И в современной Германии эта тема вызывает обостренную реакцию. Куда более обостренную, чем то многое неоднозначное и куда более спорное, что когда-либо произносил Хеллингер.
[1] Гюнтер Грасс, немецкий писатель, нобелевский лауреат по литературе, служил в элитных войсках СС, куда пошел в 17-м возрасте, добровольно. Папа Римский Бенедикт XVI (до вступления на папский трон - Йозеф Ратцингер) в возрасте 14 лет вступил в "Гитлерюгнд", по настоянию родителей и старшего брата.
Текст опубликован в книге "Мысли о Боге" («Gottesgedanken. Ihre Wurzeln und ihre Wirkung Erscheinungstermin»,Koesel-Verlag, 2004), стр. 274.
Перевод с немецкого на английский Томаса Меллетта, США (Thomas Mellett) апрель 2006.
Перевод с английского Елены Веселаго, март 2008.
Комментарии Марины Травковой, март 2008.
Отсюда:
http://www.constellations.ru/discussion/116.html