– Правду говорят, что организаторы «Суперстар» ездили за вами в Балаково, чтобы привезти на кастинг проекта?
– Какой кастинг?! Я даю мастер-классы, консультирую преподавателей высших учебных заведений – ну какой может быть кастинг?! Для всех остальных кастинг действительно был, но меня он совершенно никак не касался.
– Но ведь вы не будете отрицать, что открыли себя заново на телепроекте?
– Буду. Для меня этот проект, можно сказать, просто работа. Почему-то у всех сложилось мнение, что я где-то под забором валялся уколотый и пропитой. Я никуда не пропадал, просто я занимался другой работой. Даже когда я не был на виду, то на студии всегда был востребован как аранжировщик. С музыкальной точки зрения я тоже ничего нового не сделал. В этом проекте я больше исполнял ро?ковые композиции, но такую музыку я играл еще в 80-х. Просто тогда публика любила коллективы типа «Ласковый май» и им подобные.
– Вы сейчас с коллегами по проекту едете в большой чёс по стране, график не напрягает?
– В 80-х я играл в группе «Интеграл», которая была очень популярна в то время. Все тогда играли во всяких ВИА, а «Интеграл» исполнял чистый и отвязный рок-н-ролл. Стадионы ломились от поклонников, и у нас было по 3–4 концерта в день! Мы приезжали на площадку в 9 и уезжали оттуда за полночь. Нам там предлагали: «А девочки, а выпить?» Какие девочки? Поспать бы часик! Так что нынешний график выступлений для меня не проблема.
– Кстати, о выпить. Ходят слухи, что вы злоупотребляете…
– Многие думают, что я алкоголик какой-то. Их смущает моя манера работать на сцене, всем кажется, что я где-то за кулисами врезал и меня водит по сцене. На самом деле все далеко не так. Я просто показываю людям кайф. Я демонстрирую этот самый кайф, но остаюсь при этом совершенно трезвым. Посмотрите, какие я движения делаю, они резкие и четкие. Человек в состоянии опьянения такого не сделает.
– Вы с таким упоением говорите о кайфе, а что для вас самое большое зло для человека?
– Ум. Это потому что всему человечеству на протяжении веков кажется, что головной мозг – хозяин, так как он рулит органами, но на самом деле ничего подобного. Как только мы поймем, что ум – это всего лишь слуга, который просто подсказывает, то все встанет на свои места. Мозг просчитывает варианты, а жизнь иррациональна в принципе.
– Возвращаясь к гастролям. Вы кайф от полных стадионов ловите?
– Я скорее камерный человек. Певцы обмениваются энергией со своими слушателями, а на стадионе дотянуться до каждого зрителя просто невозможно. Когда на сцену выхожу, забываю, что меня Сережа Челобанов зовут. Певца не должно волновать, что там неприятности какие-то случились или микрофон не работает, что в зале публика. Нужно превратиться в пение. Можно и картошку копать так, что это будет интересней балета в Большом.
– Но с «суперстарами» вам предстоит выступать перед большой аудиторией. А в таких турах живьем не поют. Как вы относитесь к «фанере»?
– Такого понятия «петь под фонограмму» не существует. Есть определенные ситуации, когда артист использует фонограмму, но он совершенно четко произносит все фразы, совершенно так же заучивает материал и так же поет, просто фоном звучит фонограмма для расстановки каких-то акцентов композиции. Я вообще считаю, что мастерство работы с так называемой «фанерой» – это самое сложное из всего, что может быть в шоубизнесе. Когда исполняешь вживую, то может произойти что угодно – ты можешь забыть текст или еще что-то, а фонограмма такого не прощает.
– Пресса вам тоже многого не прощает…
– Раньше, когда в прессе появлялись какие-то желтые статейки или необоснованная критика, я хотел набить морду тому, кто это написал. Обо мне очень много писали разной ерунды: «А что за мальчик такой? А что за челка у него странная? А почему он воет, а не поет?» Сначала я, конечно, переживал, но потом нашелся один человек, которого все знают как Аллу Борисовну Пугачеву. Вот она и объяснила мне: пусть шавки лают, а слон идет. Желтый пиар иногда приносит пользу, но мне все равно, есть он или нет. Кстати, не вздумайте спрашивать меня про Пугачеву. Я уже миллион интервью о ней раздал и больше ничего рассказывать не хочу.
– А о том, как вы у бывшего «на-найца» Асимова песню украли, расскажете?
– Вообще-то первым спел «Женщину с картины Рафаэля» я. Мой друг Кирилл Красташевский, который ее и написал, не знал, куда песню пристроить, и попросил меня исполнить. Асимов может много чего говорить, но он же не автор, слова и музыка написаны другими людьми, которые имеют право продать свое творение, кому захочется. Кстати, когда группа «На-На» только начинала свою деятельность в начале 90-х, абсолютно все участники коллектива были непоющие. Я работал тогда на студии «Гала». Бари Алибасов ко мне приходил и просил помочь с вокалом. Я напел ребятам для примера. И что вы думаете – на первых записях «На-На» звучит мой вокал…
– Ваш вокал после завершения телеэпопеи еще где-то будет звучать или опять засядете за аранжировки?
– Мы совсем недавно подписали с Иосифом Пригожиным трехгодичный контракт. Нормально пообщаться тет-а-тет у нас пока не выходит, но я думаю, что получится плодотворное сотрудничество. Музыка будет такая, какую нарулим. Нет каких-то аналоговых вариантов типа «давай будем играть, как этот или как тот». Со мной таким образом нельзя. Я просто сажусь в студии и рулю всем сам, а что получится – увидим позже.
– Если бы в жизни можно было что-то изменить, то вы бы согласились?
– А зачем? У меня была интереснейшая жизнь. Я был спортсменом, было замечательное детство и потрясающие родители. Мама привила любовь к музыке, отец – к спорту. Я все успел. Отслужил в армии, сидел в тюрьме. Просто «Война и мир». Что тут менять?
![[БИ]](./images/smilies/socionic_WI.gif "socionics_function")
-интуит
