Из недавнего.
Зэди Смит "Белые зубы", "Время свинга", Ричард Йейтс "Дорога перемен", Дэниел Киз "Пятая Салли", Ханья Янахагира "Маленькая жизнь", Нейтан Хилл "Нёкк", "Поющие в терновнике", мемуары М. Зощенко, Генри Абрамович "Братья и сестры: миф и реальность", Тод Данкан "Продажи на основе высокого доверия" (не дочитала)), Марк Хэддон "Загадочное ночное убийство собаки" (не понравилось, но для понимания аутистов пойдет), Сири Хустведт "Печали американца" (
), Мэрион Вудман "Опустошенный жених. Женская маскулинность", Ирина Млодик "Карточный домик", Гейл Ханимен "Элеонор Олифант в полном порядке", Элизабет Страут "Оливия Киттеридж", "Когда все возможно", "Меня зовут Люси Бартон", "Пребудь со мной", Ялом "Лечение любви и другие терапевтические новеллы", А. Толстой "Петр Первый", Джанет Фитч "Белый олеандр".
Читала
"Когда бог был кроликом". Книга про потерянных и найденных людей, тех, кого любили герои книги и с кем расстались, а потом встретились через годы и годы и как это было.
Даже не знаю, почему, я вдруг, именно во время чтения этой книги ощутила себя хорошей, классной, подходящей во всех смыслах. Возможно, благодаря тому, что книга пропитана этой интонацией блаженного принятия любых людей: лесбиянок, геев, алкоголичек, шлюх и бог знает еще кого, включая юриста, одержимого идеей выиграть в футбольный тотализатор. Возможно, авторка - дуалка))
Спустя долгое время разрешила себе читать книги о травмах и травмированных людях.
Заметила, что, несмотря на поднятые чувства, получаю от погружения в эти миры существенную поддержку.
Роман
"Ученица" вызвал вообще какое-то глубокое озарение, даже переворот, в том плане, что задача этой книги вполне четко определена ее автором как необходимость восстановления своей истории в ее непротиворечивости и истинности. И я подумала, что, возможно, сама могла бы написать "такую" книгу.
Нет, истории у нас совершенно разные, но в то же время такие одинаковые, в той части, где описывается ее реакция на создание второй реальности.
Перечитала все книги Элизабет Страут.
У Элизабет Страут такая неспешная манера повествования и ностальгический тон. И я поняла, что мне нравится в ее книгах. Все ее герои в основном пожилые люди, они смотрят на свою жизнь в кинопроектор воспоминаний, из настоящего, которого осталось совсем немного, в прошлое, где было очень много событий. И этот опыт многоплановый и сложный, и герои сложные и полные противоречий, то есть живые. И поэтому при чтении будто говоришь с этими людьми, которые умеют делают из своего опыта выводы и поэтому умеют жить и быть в своей жизни, даже если она прожита с ошибками и в целом не очень счастливая. А это так важно - иметь такого собеседника. Как будто поговорила с умудренным жизнью стариком.
"Белый олеандр".
В романе был эпизод, где главная героиня находится в социальной больнице, в родильном отделении, и все страдающие от родовых болей женщины зовут маму. И у нее рождается внутренний вопрос, какой смысл звать тех, кто не поможет, матери там - женщины низкой социальной ответственности в основном. И ответ такой: "неожиданно я поняла, что женщины имеют в виду не своих матерей. Не слабых женщин, жертв, пьяниц, транжирок, кулинарок. Не женщин, которые их подвели, не помогли вступить во взрослую жизнь, ... наркоманов и булимисток.
...Они звали настоящую, кровную мать, огромное сострадательное чрево, настолько большое, что вместит и заберет любую боль. ... мать глубокая и плодородная, как поле, как мягкий диван, с широкими бедрами, чудесная и необъятная, в которой можно спрятаться и опустится на дно. Мать, которая будет дышать за нас, когда мы выбьемся из сил, будет бороться за нас. Которая убьет и умрет за нас".
И я, читая эту книгу, подумала, что у меня есть Мать_Моей_Дочери, и она вот такая, это совершенно точно))
Но как бы распространить эту внутреннюю мать на саму себя))
Читала сборник Ялома "Лечение любви и другие терапевтические новеллы". Он очень зацикленный на смерти чувак. Ялом как авторское Я мне очень не нравится сейчас. Раньше я воспринимала его как-то индифферентно. Но в этом сборнике он как будто выблевал все свои страхи и все внутреннее дерьмо. Нате, читайте, ешьте. Большая часть сюжетов показалась неправдоподобной и утрированной, а он - истеричкой. Или он лечил буквально психотиков, или он воспринимал мир и людей как-то очень по-своему. Как-то истерично, поэтому и персонажи его какие-то гиперболизированные. Неприятное чтение. Кажется даже, что он повторяется в сюжетах.
Болевым
и
не читать))
Ну и самое большое открытие - это Зэди Смит))
Эдакий чернокожий модернизм в духе Серебряного века (Андрей Белый. Эблематика смысла). Довольно сложная для восприятия, но интересная, напоминает мне Андрея Белого и Набокова. Как выяснилось позже, про Набокова я не ошиблась: эпиграф к одной из глав взят из набоковской "Лолиты". Жаль, конечно, что из нее; это самый попсовый роман писателя, тем не менее итоговая экзотическая смесь в этом романе доставляет: чернокожая англичанка, знакомая с творчеством Набокова, создает смесь бульдога с носорогом - в буквальном смысле. Из английского бульдога и восточного носорога, из раннего и позднего модернизма, антикапиталистического и атиколониального социального эссеизма и интеллектуального порно в стиле Генри Миллера - Филиппа Рота (их россиийский аналог Эдичка Лимонов).
Книга про связь времен, роль традиций и новаций, влияние времени, разницу и сходство поколений, культур и наций. Главные герои - англичанин, женатый на ямайской женщине, и пакистанцы из Бангладеша, их дети. Удивительно, что такому молодому автору, как Зэди Смит, оказывается так глубоко доступна для осмысления боль мультикультурализма. В книге описаны "поломки" мышления нового поколения, сознание которого сформировалось под воздействием Запада и Востока одновременно. "Поломки" в кавычках потому, что это те самые элементы хаоса в синергии систем, которые дают толчок ее развитию. Новое поколение не западное и не восточное, это третья сила, смешение того и другого. Одновременно это поломки - в самом прямом значении слова. Родители этих детей живут на сломе двух сознаний, а дети являю собой причудливый, но очень жизнеспособный гибрид, которому однако по наследству достается та самая боль мультикультурного хаоса и смешения. Можно сказать, эти дети - уже взрослые тридцатилетние люди - несут на себе шрамы этого соединения Запада и Востока. Иногда эти шрамы очень болят. Например, если у тебя фигура, "словно составленная из ананасов, манго и гуав, ... созданных в расчете на жизнь в другой стране, в другом климате", а "Англия - огромное зеркало, в котором Айри не находила своего отражения" (женщин с такой же фигурой и строением, как у нее). Этот шрам превращает другого героя романа в "социальный хамелеон. ... Но за асем этим скрывалась вечная злоба и обида, постоянное ощущение отсутствия корней, отсутствия дома - ощущение, неизбежно сопровождающее тех, кто считает своим домом весь мир".
Много интересного для меня в том, как пронзительно автор передает ход времени: его качество и количество отдельно. "...и вам хочется ограбить хронологический банк. Вам хочется ходить в это заведение до тех пор, пока вам не вернут потраченное время, даже если этого никогда не случится". Это можно сказать и о самой книге, пропитанной ностальгией и в тоже время так наполненной духом этого времени! Как иногда хочется, чтоб ничего не менялось и где-то существовала точка неизменно застывшего времени, своей эпохи, как оно сущетвует для героев книги в бильярдной у О'Коннела (:
Роман дважды вызывал ощущение "ой, все" и мысли, что автор бредит
, но оба раза этот бред трансформировался в концепцию. В общем, мне понравилось, как и "Время свинга". Крутая тетка со специфическим взглядом на мир. Но недостаток ее романов для меня в том, что она эксплуатирует одну и ту же тему и, похоже, это просто ее болячка, которую она так залечивает. Учитывая, что "Белые зубы" ее первый роман, а "Время свинга" второй, есть тенденция, что она изживет эту болячку. И приятно радует, что в своем втором романе она более самобытна: такого явного влияния Набокова и Генри Миллера уже нет.
Финал романа порадовал, как свежо и новаторски донесена идея, что все люди и общественно-политические организации одинаковы, что веганские, что исламистские. Все одинаково радикальные и все дерьмо, простите. Как ни пытайся отмежеваться от "плохого мира", никакой нет разницы, кого считать грешником (мясоедов, неверных или еще каких-то "не таких"), потому что в основе лежит одно и то же желание поделить мир на благочестивых и грешных, хороших-нас и плохих-их. Оставлю роман в своей библиотеке.
Другой ее роман "Время свинга" - роман о том, как чувствуют себя черные в мире белых, даже так называемые успешные черные, которые получили образование и вышли за пределы негритянского гетто. В психологическом смысле это роман об отношениях женщин: что такое дружба и не-дружба. В этом смысле "Время свинга" - это роман о женской зависти. В середине очень скучный и затопляющий антропологией, а потом все более и более живой, если найти в себе силы перевалить за эту социальщину, которой ооочень много. Роман и правда социальный, как и написано на обложке. И тем не менее очень не-социальный. Только ближе к концу наконец въезжаешь, что отношения людей в нем построены на зависти с большой буквы З. Главная героиня завидует, ей завидуют, просто энциклопедия зависти, но это знание проникает в сознание читателя очень косвенно и тонко, так что как бы падает на голову сокрушительным инсайтом. Наверное, перечитаю этот роман как-нибудь еще раз, хотя и не думала, что захочу перечитывать, в середине книги.