Артист Санкт-Петербургского Театра комедии им. Акимова Артур Ваха своим холостым положением подает надежду всем своим многочисленным поклонницам. Однако так как поклонницы – театральные, а не «киношные», ведут они себя интеллигентно и к своему кумиру «насмерть» не привязываются, решаясь разве что на просьбу об автографе. Артур Викторович – человек веселый, автографы не жалеющий, иногда и заговорит с ними, спросит о жизни. Пока он это может себе позволить. Пока, хотя актер и снимался уже в нескольких фильмах – «Бакенбарды», «По имени Барон», «Убойная сила», - его роли были второго плана. И вот – «Брежнев». Петербургский режиссер Сергей Снежкин берет Артура на главную роль, и чем она обернется в судьбе обаятельного Вахи, неизвестно даже всезнающим поклонницам…
- Артур, насколько вам близка эта роль? Леонид Ильич Брежнев: человек, вышедший, как говорят, «из глубинки», прошедший войну, переживший много тяжелых лет и дошедший до самого «верха». И вы: абсолютный горожанин, проживший «счастливое детство», никогда не видевший войны и разрухи, у которого в жизни все складывалось удачно…
- Надо сказать, что Брежнев тоже был «любимчик». У него в жизни тоже все хорошо складывалось. Ему тоже везло: ему легко давались те вещи, которых другие добивались с трудом. Если не считать какие-то, - он усмехается, - «разговоры с собственной совестью». Брежнев был видным, красивым человеком – человеком «с обложки», таким, каким должен был быть наш советский мужчина.
- Своеобразным идеалом?
- Да, просто мы-то помним его уже развалюхой, а ведь до этого он был совсем другим! Даже Иосиф Виссарионович, когда его увидел в первый раз, спросил: «А что это за красивый молдаванин?» (Брежнев тогда был секретарем ЦК Молдавии). Кроме того, он был открытый, веселый.
- А возможно ли было оставаться открытым, веселым человеком при такой должности?
- Вот, и я тоже думал об этом. Конечно, это было несколько странно. Потому что высоких постов, должностей добивались всякие такие гадкие «крысы»… Нет, у него тоже гадостей было много в душе, - Ваха смеется. – Но он не задумывался никогда на эту тему. Он искренне верил в марксистско-ленинское учение, считал, что так нужно, что это единственно правильный путь. Судя по тому материалу, который я знаю, - а я ведь тоже не так много знаю, как вы думаете, - он улыбается, - ему везло в этом смысле. Думаю, на него еще играло и его обаяние. А потом – может быть, именно такой человек тогда и был нужен. Поэтому его и выдвинули такие люди, как Суслов, – те, кто был «серыми мышами», но кто как раз и творил историю. Думаю, Брежнев изначально был «портретом» - подставным. Но, конечно, совсем уж вялым, как марионетка, он не был: в определенный момент проявлял свою силу, свой характер, - актер задумывается. – Любил женщин. Охоту…
- Вы сам тоже успели пожить в советские времена…
- Да, - он смеется, - я эту куклу хорошо помню.
- Изменилось ли отношение к советской истории теперь, когда вы имеете возможность посмотреть на то, что происходило, сверху и одновременно изнутри? Не стали ли лучше понимать то, что тогда происходило, – может быть, оправдывая происходившее?
- Дело в том, что меня с детства окружали вполне здравомыслящие люди. У нас в доме читали и книги «Посева», и Солженицына. Поэтому никакого сомнения по поводу советской власти не было никогда, и в этом смысле ничего не поменялось. Единственное – да, я действительно стал лучше понимать, что тогда происходило в тех кругах, но лишь поразился, насколько там было больше цинизма, чем мы могли предполагать.
- Но как сочетается искренняя вера с цинизмом? Он что, не видел, как в действительности живут люди?
- Скорее, ему не давали этого видеть. Пару раз он выходил на улицу Горького (сейчас Тверскую), один раз даже в очередь встал и купил колбасу… Конечно, он не знал ничего. Может быть, догадывался – и только.
- «Страшно далеки они были от народа»… А вы думали о том, смогли бы вы тогда что-либо изменить?
- Нет, об этом я не задумывался – я не политик. А подготовка к роли – это для меня совсем другое. Я не могу сказать, как говорят многие артисты: «я глобально изучил своего персонажа». Не изучал. Я просто прочитал сценарий, понял, чего хотят автор и режиссер, и попытался честно сыграть то, что есть в данном конкретном кусочке. Можно ведь долго готовиться к роли, копать материалы, сидеть в архивах, а потом ничего не сыграть. А можно чувствовать каким-то другим чувством, которое невозможно объяснить словами, - это живое.
- Когда мы увидим Ваху-Брежнева?
- Сейчас мы будем снимать последние сцены – войну, потом монтаж, а уж когда фильм выйдет, я не знаю. «Постпродакшн»-период нас, актеров, не касается вообще. У меня есть фильм, который год как не выходит, тоже Снежкин снимал, - одно из его рабочих названий «Женский роман». «Иванова и Рабиновича», вот, тоже сняли год назад – и тоже не выходит. Правда, этот фильм где-то по миру прошел: мне из Израиля звонили, из Канады, из Парижа.
- Но у нас-то он выйдет?
- Не знаю. Там очень много проеврейской темы. Сама-то история веселая, про двух авантюристов, решивших выехать из Советского Союза в Израиль. И самым доступным для этого способом оказалось морское плавание - на яхте. В 90-е годы вышла одноименная, такая же веселая, книга. Но потом продюсеры решили включить в фильм всякие вставки – про бедных евреев. И теперь или это вырезать нужно, или не знаю…
- Помимо киносъемок, вы много играете в Театре комедии, у вас есть роли в БДТ, играете в антрепризах – когда все успеваете?
- Я не сказал бы, что у меня прямо-таки завал. Бывает, конечно, наплыв сразу всего, но чтобы это меня очень уж удручало, тяготило, - он улыбается, - нет. Все пока в радость.
- Артур, скажите, артистом быть весело? Или необходимы какие-то душевные страдания, трагедии и драмы – чтобы накал чувствовался?
- Это от человека зависит. Иногда артисты, а особенно артистки, действительно не могут без терзаний. И если не страдается, то они специально придумают себе какие-нибудь страдания. Я, если персонажу нужно «попереживать», как-то изыскиваю в себе эмоциональный посыл. Но специально – страдать! – нет. Может быть, я не прав: с легкостью отношусь к профессии. Нет, чтобы пострадать…
- Это же хорошо! С легкостью к профессии – с легкостью к жизни, да?
- Да, - он кивает.
- Вот вам и общее с Брежневым – может быть, ему и поэтому все легко давалось.
- Ну да, пока не заломали.
- Заломали все-таки?
- Конечно! Но у него должность такая, а меня что заламывать? – мы смеемся.
- Скажите честно, ждете с душевным трепетом выхода «Брежнева»? Прихода широкой известности?
- Пока я жду, - он улыбается, - просмотра материала на озвучании – я же не видел пока себя в этой роли. Я видел план с Шакуровым (играющим Брежнева в пожилом возрасте – авт.), мне очень понравилось, как он работает. А что касается известности… Я боюсь.
- Чего?
- Ущемления свободы. Кто-то это любит – когда хватают за рукав на улице, - а я боюсь.
- Ну, не скромничайте, вас тоже хватают.
- Меня – что, у меня просят в крайнем случае автограф – это не страшно. А этих ребят, которые каждый день «в телевизоре», останавливают так: «Эй, ты, пойдем-ка выпить! Ты не хочешь пить? Ты чо, совсем уже?» Поэтому у них проходит жизнь за стеклами автомобиля. По улице просто так пройти фактически невозможно.
- Зато появляется другая свобода – финансовая. Может быть, за нее надо платить свободой передвижения на улице.
- Ну да, но… Пока еще можно жить как-то.
- А говорят, чем больше человек имеет, тем больше ему нужно.
- Пока у меня такой проблемы нет, - он смеется. - Пока я занимаюсь покупкой того, чего мне недостает. Чего не было никогда. Вот, купил себе в этом году лодку – надувную, с мотором. Ездил на рыбалку. А копить я не умею.
- Это грустно?
- Как есть! – он вновь смеется.
- Вы оптимист, Артур?
- Наверное. Больше, чем пессимист. Но не потому, что реалист. Пофигист потому что. Но это неважно.
- А что самое важное?
- Важно иметь гармонию в душе. Чтобы все эти «оптимизмы-пессимизмы» гармонично сочетались. Вот, может быть, как у Леонида Ильича…